Беляев Иван Петрович (24.11.1925г.д.Отары — 10.12.2003г.д.Отары)

Братство фронтовое

Ушел на фронт отец, потом брат, и Ване Беляеву стало не до учебы. Пришлось идти работать в лес. А когда в 1942 году пришла похоронка на отца, понял Иван, что наступила его пора. И в январе 1943 года ушел на фронт.

После кратковременного обучения поехали молодые солдаты на Курскую дугу, где разворачивались грозные сражения. Поезд грохотал колесами, проносились за окном поля, перелески, деревни. А в вагоне было тихо. Долго наблюдал Иван, как молодой его сосед Толя Батов с волнением смотрит в окно.

— Что ты все в окно глядишь?

— На родину свою надо наглядеться…

Проезжали Рузаевку, что в Мордовской АССР.

Разве мог тогда думать Иван, что никогда не вернется в свои края Толя Батов. И точно ли он отсюда родом, тоже не спросил, как-то не случилось завести такой разговор ни в вагоне, ни после, уже на фронте. Запомнилось только, как в окно смотрел паренек, как провожал глазами убегающие назад пристанционные строения, как вытягивал тонкую мальчишечью шею, чтобы еще разок увидеть все, что остается тут без него. И запомнилось еще, что именно с этого момента началась их крепкая дружба, которой не страшны ни годы, ни сама смерть.

В одну роту попали Беляев и Батов. Вместе воевали под Днепропетровском и в Криворожье, побывали под Одессой и Николаевом. Ели из одного котелка, делили последний солдатский сухарь…

— Первый раз заняли оборону в кукурузном поле,— рассказывает Иван Петрович. — Пулеметные очереди слышны со всех сторон. А мы сидим с Толей и гадаем: наши пулеметы бьют или немецкие? Командир роты подошел, у него и спросили. Это, говорит, немецкие, ребята. Наши чаще стреляют, немецкие — реже. Вот такая наука… Многому пришлось тогда научиться. Как на фронт прибыли, месяца два все в окопах, да в снегу. Вот тут-то я и понял, какая она, солдатская дружба. Есть рядом с тобой друг — ничего тебе не страшно. Замерзнешь — он своей шинелью тебя прикроет от ветра, промочишь ноги — с себя сухие портянки снимет и отдаст.

В декабре 1943 года 72-я гвардейская стрелковая дивизия, в которой служили Беляев и Батов, сражалась в составе Третьего Украинского фронта.

— В контратаки мы уже не ходили, наступали, — вспоминает Иван Петрович. — Бои шли непрерывно, бывало за день не один десяток километров отмеряешь, и все с боем…

— Страшно было?

Он смотрит на меня недоуменно, потом, усмехнувшись, говорит:

— Живой ведь человек. Только не смерть страшна, а предсмертная боль, раны. Да еще думали о том, что после гибели получат наши родные похоронку и будут плакать в голос, а горе свое не выплачут… Насмотрелись мы на смерть, и не раз с Толей говорили о том, что не умирать страшно, а уходить из жизни… А Толя ушел… Освобождали мы тогда небольшое сельцо на Днепропетровщине. Называлось Веселый хутор. Бежал Толя вперед со своим автоматом в руках и вдруг словно споткнулся. Не вскрикнул, не застонал. Я подбежал к нему, перевернул на спину, и увидел, что осталось только закрыть Толе глаза… Даже попросить: друг ты мой дорогой, не умирай! — было поздно.

Бой еще не затих, а я с кем-то из солдат перенес Толю в плащ-палатке к дому на бугре и похоронил.

Это было 15 или 16 декабря. А через три дня меня ранило в руку. Почти четыре месяца в Днепропетровске в госпитале пролежал, потом снова в роту вернулся. Весной вновь ранило. И все — направили меня в тыл, в Москву. Работал инструментальщиком на заводском складе. В 1946 году демобилизовали…

Вернулся Иван Петрович Беляев в родные Отары и до сих пор вспоминает Веселый хутор, дом на бугре, в ограде которого он похоронил своего фронтового друга. Писал несколько раз в Рузаевку — может, жив кто из родных Толи Батова? Поехал бы тогда в мордовский городок, рассказал, как погиб Толя, где похоронен. Рассказал бы, как воевали вместе, что помнит своего товарища и друга и никогда забыть не сможет. Только никто не ответил из Рузаевки…

В конце семидесятых побывал Беляев на Днепропетровщине. Вместе с Виктором Ивановичем Шабалиным, трактористом колхоза «Маяк», ездили по степи. Все искал Иван Петрович знаки былого, но поля, поля кругом неохватные. Давно сравнялись окопы, и хлеба растут богатые на обильно политой кровью земле. Нет, до Веселого хутора он не доехал — далеко было, да и времени в обрез: ездили тогда заготавливать солому для колхоза.

…Мы сидим в доме механизаторов на машинном дворе в Отарах, где Иван Петрович заведует складом. И, нещадно сжигая сигарету за сигаретой, он настойчиво прячет глаза в облаке дыма.

—Ты напиши про моего друга Толю Батова, — говорит Беляев.

— Я все-таки найду кого-нибудь из его родных. И в Рузаевку поеду. Был бы он жив, тоже приехал был в мои Отары…

Багина, Л. Братство фронтовое / Л. Багина // Вперед. — 1986. — 23 августа. — С.3.

 

В семнадцать мальчишеских лет

— Нас, парней 1925 года рождения, в Отарах было двенадцать. Одиннадцать погибли на фронтах Великой Отечественной войны. Из тех, кто родился годом раньше, домой не вернулся никто.

Иван Петрович нещадно смолит сигарету за сигаретой. Говорю, вредно. Беляев морщится: «Не могу без волнения вспоминать то адовое время, во сне часто вижу себя и товарищей на войне. Эх, скольких мальчишек она сгубила, проклятущая!»

На вид он крепок. Но говорят, что первое впечатление обманчиво. Болезней у Беляева много, в том числе и серьезных. От нервов это. И неудивительно. В семнадцать лет пережил гибель отца, потом сам ушел на фронт, был ранен, опять воевал и работал, работал. Сорок лет с лишним трудился в колхозе «Маяк».

…Пришла похоронка. Мать голосила, дети сидели притихшие, хмурые. Казенная бумага гласила: «Ваш муж Петр Егорович Беляев погиб 5 октября…»

Еще через несколько дней получили письмо от друга и перевод на 30 рублей. Нашли у погибшего отца. Капитолина Прохоровна отдала деньги старшему, Александру: «Помянем».

Потом на фронт забрали Сашу. Затем и Ивана.

Новобранцев привезли под Курск. Думали, конец дорожным мытарствам — почти месяц в пути. Не успели освоиться, опять в дорогу. На этот раз курс держали на Украину. Иван ехал ошеломленный. Даже в страшных снах не видывал такое. Сгоревшие деревни провожали остовами печных труб, города лежали в развалинах.

Четыре дня шло формирование потрепанной в боях дивизии. «Старички» рассказывали о житье-бытье, учили молодых. Беляев слушал с жадностью. С детства крестьянский сын знал истину: учение — залог успеха во всем. Нутром понимал, что на войне и в любом деле нужна хватка, сноровка. Знал, что в первую очередь гибнут молодые.

Убедился в первом же бою. Поступил приказ: занять высоту, укрепиться на ней. Около пятисот человек под покровом ночи расположились в заданном месте. Когда рассвело, ахнули. Их окружили фашисты. Окопались. Особо спрятали две пушки. Немцы заметили, открыли артиллерийский огонь. Началась дуэль. Три дня длился ад.

Наконец советские войска пошли в атаку. Беляев с товарищами оказались в середине заварухи. Пули, снаряды летели с обеих сторон.

Иван Петрович и сейчас с содроганием вспоминает бой:

— Две сотни бойцов полегли на той высоте. Самое страшное, это потом говорили, приказ оказался неверный. Конечно, кто-то пошел под трибунал, но ребят-то не вернешь…

А потом бои шли почти каждый день. Запомнилось Беляеву селеньице под названием Веселый Хутор.

— По лощине добрались до хутора. Выбили немцев. Начали окапываться. Не дают, стреляют. Несколько человек вышло из строя. Тогда, думал, и мне конец. На бруствере сидели с Толей Рузаевым. Наступила короткая тишина. Курим, молчим. Надо ж такому, что-то мне понадобилось, спрыгнул в окоп. В это время разорвался снаряд. Толю убило. Копаю могилу, плачу. Рузаев был моим другом. Скольких их потом потерял, не счесть.

Через несколько дней Ивана Беляева ранило. Четыре месяца лежал в госпитале, потом попал в нестроевую часть. Охранял объекты, вылавливали дезертиров.

Беляев отмахивается:

— Это не интересно, там не рвались снаряды и бомбы. Так себе, своего рода курорт.

Домой вернулся в мае 1945 года. С порога спросил:

— От Саши ничего нет? Мать заплакала:

— Видно, как и отец, сгинул наш старшенький.

Но судьба смилостивилась. Приехал Саша. В избу ввалился худой, постаревший, с потухшими глазами. Почти три года был в плену.

Жизнь шла. Надо было работать. В деревнях одни женщины, вместо техники— быки. Лошадей, как и людей, почти всех забрали на фронт.

Собралась кучка мужиков: Леонид Нехорошков, Николай Поздеев, второй Николай Поздеев, женщины Дарья, Серафима, Наталья Поздеевы. Начали поднимать колхоз.

Трудились до изнеможения. Получали по 30— 45 трудодней. Ничего, выстояли. Фермы построили, лес для этого рубили, скотину покупали.

Сейчас Иван Петрович возится по хозяйству, любит встречаться с ребятишками, молодежью. Рассказывает о коллективизации, войне, восстановлении народного хозяйства. Слушают его, лица серьезные, думающие. Рад Беляев — доходит его скупое слово до молодых сердец.

Кабанов, Л. В семнадцать мальчишеских лет / Л.Кабанов // Вперед. — 1988. — 15 марта. — С.3.

 

Дата и место призыва: Пектубаевский РВК

Место службы, звание: 3 и 4 Украинский фронт, 72-я гвардейская стрелковая дивизия, рядовой, служил в дивизии с ноября 1943 по 1944 год.

В послевоенное время работал в колхозе «Маяк» кладовщиком, умер в 2003 году, похоронен на Отарском кладбище.